Но попытайтесь как-то понять это: То, что Ричард Моррисон передал мне, я передал Жан-Мишелю Баския несколькими годами позже. Хотя вы можете понимать странность картины, проданной за 110 миллионов долларов, вы можете не понимать этого. Но я был там и знаю. Вы читаете и смотрите фильмы, в которых люди пытаются ухватиться за Жана-Мишеля, его ценность и то, что это может сделать с их жизнью, но я знаю это: Ричард Моррисон был настоящим человеком, и косвенно Жан-Мишель, который тоже был настоящим человеком, многое получил от Рика, через меня.

Я начал находить себя в музыке, и то, что я делал, было совсем другим. Парень по имени Вэнс услышал мою игру и был очарован. Вэнс был чернокожим, слишком грувным и "контролирующим". Его одежда всегда была свежевыглаженной. Даже на его джинсах были складки. Его афро было идеально круглым. У него был ужасно страдающий голос, и он так старался казаться здравомыслящим, как он вычленял слова или замедлял построение предложения, что мне казалось очевидным, что он совершенно не в своем уме.

Вэнс купил саксофон и играл на нем уже три года. Но вы сразу же понимали, что сейчас он не играет и никогда не будет играть на рожке. В реальной жизни Вэнс был наркодилером.

Я столкнулся с ним на улице, вскоре после возвращения. Сначала Вэнс хотел узнать о моей сестре. Он где-то встретил ее и хотел с ней переспать. Ну да. Как будто я собирался свести этого фальшивого, ненормального человека с моей сестрой. Он долго рассказывал мне о том, что у него не может возникнуть эрекция, если он наденет презерватив, о чем мне совсем не хотелось думать.

Но у Вэнса было интересное предложение. Он хотел передать мне траву - много травы. Около двадцати фунтов травы. Все, что я не продам, я смогу вернуть. На самом деле ему нужно было безопасное место для хранения, но он не хотел говорить об этом прямо. Это стало ясно через две ночи, когда в четыре утра мне позвонил Вэнс и сказал, что его братья должны немедленно приехать.

Я был разочарован, потому что думал, что он заберет свою травку обратно, но через десять минут по лестнице прибежали его братья с мусорными пакетами, полными марихуаны. Еще двадцать фунтов, а может, и больше. Должно быть, они ожидали налета.

Братья Вэнса не сказали мне ни слова. Пришли ко мне домой, бросили траву в пакетах на пол в гостиной. Даже не посмотрели мне в глаза. На выходе они остановились, в унисон полезли в карманы и на мгновение высунули пистолеты, чтобы я их увидел. Демонстрация была настолько своевременной, что я подумал, что они могли бы быть синхронными пловцами с дредами. Затем они ушли, не разговаривая и не глядя мне в глаза.

-

Я решил, что хочу устроить представление в своей огромной квартире. Все, что мне нужно было сделать, - это снести двойные стены, которые удерживали большие деревянные двери в гостиной, и я смог бы усадить двадцать пять человек и получить достаточно места для спектакля, который я хотел сделать под названием "Раздавленный бандит".

Рик, который раньше жил в этой квартире, сказал, что не думает, что это структурные стены и что их легко снести.

Это были большие, толстые стены в центре помещения. Выкуривая тонны травки Вэнса, я часами, а потом и днями бил по стенам кувалдой. Поначалу мне было очень весело вот так крушить стены.

Потом стало ужасно. Пыль была повсюду. Я вернулся домой с продуктами и, когда шел по Второй авеню, увидел, как из окон вылетают клубы пыли спустя несколько часов после того, как я остановился.

В 1977 году тем летом было невероятно жарко. Я был голым в квартире, под кайфом и с открытыми окнами.

Я узнаю, что злобный албанец, который держит газетный киоск в соседнем квартале, хочет меня убить. Люди в магазине внизу говорят, что мне лучше быть очень осторожным. Я покупал у этого парня сигареты и, только взглянув на него, понял, что его безумные глаза нацелены на насилие. Я видел, как он набросился на человека вдвое крупнее его.

"Почему он хочет причинить мне боль? Я ничего ему не сделал".

"Его четырнадцатилетняя дочь наблюдает за вами в квартире в обнаженном виде. Она пришла домой из школы, и он постоянно ловит ее на том, что она смотрит на вас".

Я постоянно нахожусь под кайфом, и мне никогда не приходило в голову, что все люди в домах по другую сторону Второй авеню могут видеть прямо у меня дома. Нью-Йорк всегда казался мне такой пестрой массой мероприятий и людей, что меня никогда не осеняло, что в каком-то смысле каждый квартал - это все равно район, и что некоторые люди знают о каждой мелочи, которая там происходит.

Я таскал весь мусор и выбрасывал его в мусорный контейнер прямо перед моим домом на Второй авеню. Очевидно, это нехорошо. Я просто подумал: "Вот есть мусорный бак, полный мусора, я выброшу туда свое дерьмо". Но я выбрасываю туда бочки, бочки и бочки со стенами, пылью и штукатуркой и заполняю его своим собственным мусором. Тот, кто арендовал этот мусорный контейнер для своих работ, очень разозлился и ищет меня.

Вся эта травка делает меня параноиком. Мне кажется, что за мной все время следят. Потом звонит Вэнс. Ему нужно срочно вернуть двадцать фунтов травы, которые он привез, и все, что я не продал.

Невыносимо жарко, 104 градуса, и я тащу чемодан, набитый сорока фунтами марихуаны, к дому Вэнса. Я немного нервничаю. Если все обо всем узнают, меня арестуют. К тому же сорок фунтов в чемодане становятся тяжелыми уже через несколько кварталов.

Чемодан становится все тяжелее, температура 104, и кажется, что большие частицы Нью-Йорка бомбардируют меня и прилипают к лицу. Что это за гадость? Тогда единственное, о чем я могу думать, - это сколько людей кремируют в Нью-Йорке каждый день? Это они плавают вокруг и прилипают к моему лицу?

-

И вот, когда я уже наполовину закончил со стеной, сосед снизу говорит мне, что у него в стене трещина. Знаю ли я, что делаю?

Ну, конечно, нет.

Я нанимаю человека, который приходит, осматривает стену и говорит, есть ли в ней трещина. Он говорит мне, что нет, но через пару дней приходит сообщение, что трещина идет вниз от